24.-27.02
После 1990-го года я не отмечаю день вооруженных сил и друзей не поздравляю. В тот год в тот день, это был ещё рабочий день, не красный день календаря, убили моего дядю на улице – избили, забрали зарплату и шапку. Он лежал на земле, не мог подняться, умер от переохлаждения на следующее утро, 24-го. Ему было 33. Каждый год в этот день ставлю цветок перед его фотографией. Это боль нашей семьи, кошмар моей мамы, его сестры. Мы были очень близки, в детстве мы жили в дедушкиной квартире всемером – родители, мы с братом, бабушка с дедушкой и дядя, он был поздним ребёнком, то есть ненамного меня, племянницы, старше.
Теперь 24-е стал вдвойне чёрным днём. Первая пара с первым курсом в 9 утра. Я поздоровалась как обычно, потом поняла, что не могу говорить, закрыла лицо руками. Кто-то из студенток спросил «что у вас случилось?». Я ответила «это у нас у всех случилось, война».
Потом был второй курс, они старше, кажутся более зрелыми. Мне хотелось уже без слёз сказать о своих чувствах — стыде, гневе, желании протестовать — и услышать, что они думают так же. Сказала, что боюсь за друзей в Украине, боюсь за сына, который университет бросил и сейчас в Крыму, вдруг его попытаются отправить на войну? Но студенты, казалось, остались безучастны. То ли им трудно было дать живую реакцию онлайн, то ли неловко за мою откровенность. На занятии в тот день мы обсуждали различные стили менеджмента, и один за другим они подтверждали, что им нравится стиль сильных руководителей, которые доминируют, контролируют, жёстко требуют. Я подумала, что в свои 20-22 они, возможно, не успели увидеть, будучи здесь, другой стиль и другие механизмы.
Родители и дети звонили и просили меня не ходить на антивоенные митинги, «беречь себя». Если задержат – как же кот Тиша останется дома один?
Это был четверг, 24 февраля, и я готовилась к 28-му февраля, вебинару ЕБРР, посвящённому программе Women in Business, с женщинами-предпринимателями Азербайджана. Коллеги из MFS пригласили модерировать одну из дискуссий. Переписывалась и встречалась в Zoom с лидерами крупных проектов и организаций из Ливана, Молдовы, Турции. Начинала разговор примерно так: «Здравствуйте, спасибо, что нашли время поговорить со мной. Я сейчас в Москве. Сегодня — сегодня худший день моей жизни. Это не укладывается в голове, что Россия пошла войной на Украину. Возможно, если бы у женщин больше было влияния на власть, этого бы не было…»
Слишком оптимистичное это было заявление, слишком размашистое. Это не у женщин в России нет голоса, это ни у кого в России голоса. И я не хочу ни слова писать у себя здесь о женщинах, которые официально представляют Россию. Они мне отвратительны.
В первые дни войны подписывала петиции. Правозащитника Льва Пономарёва, потом от разных объединений, к которым я могу себя причислить – выпускников филологического факультета МГУ, переводчиков, Совета депутатов Гагаринского района от имени жителей района. Было много слов о фейках. В Харькове бомбят только военные объекты, с уверенностью говорили мои родители.
Поделилась постом из ленты Аллы Калмыковой, это не может быть фейк, о Харькове. Когда пьесу Аллы о Януше Корчаке харьковский детский театр показывал в Москве, в 2008 году, двое мальчишек-артистов останавливались на время гастролей у нас, мы с детьми ещё жили в Малом Лёвшинском. Это просто невероятно, что сейчас бомбят этих ребят, театр, нашу память, нашу дружбу.
Двадцать шестое февраля – «рабочая суббота», рабочий день, перенос из-за праздников. Переписываемся с Аллой, она собирает людей на общую ночную молитву. Я пишу, что смогу с часу ночи до двух. В полночь посадила на поезд «Москва – Севастополь» появившуюся в моей жизни всего несколько дней назад девушку, которая решила поехать к моему сыну, а не к своей маме в Америку, в благополучную жизнь. Вернувшись с Казанского вокзала в час ночи, я зажигаю свечу на окне и вслух читаю молитвы – и привычные, и сбивчивые свои. Мне тогда казалось, что это поможет.
В воскресенье, 27-го, мы встречались с коллегой и подругой Ирой. Мирный ужин и тревожные разговоры. Повторяли, что в это невозможно поверить, но всё-таки это происходит; что это «должно закончится, потому что это противно здравому смыслу, люди не могут это не увидеть уже очень скоро.» Это были целительные несколько часов, вместе было легче дышать, и мы верили, что так, как мы, думает большинство. Уже тогда мы чувствовали, что оценивать происходящее одинаково и поддерживать друг друга – очень важно.
28.02-4.03
В понедельник состоялся вебинар. Мои собеседницы говорили интересно и страстно. Селин Оз, как мы и условились, сказала в начале несколько слов по-турецки, потом быстро перевела свои слова на английский. Она выразила сочувствие азербайджанским участникам по поводу ситуации с Нагорным Карабахом. Я поняла, что об этом конфликте, как и о десятках других локальных войн в разных точках бывшего СССР, к стыду своему, я знаю только то, что он был и есть, и что это из-за территорий. (Почему армянская подруга не откликается на мои сообщения сейчас? Может быть, потому, что я не слышала её осенью 2021, когда она говорила об обострившемся конфликте и, с осуждением, об отсутствии российской военной поддержки? Я совершенно не знала тогда, как поддержать разговор.)
В среду, 2 марта, Ира мне переслала сообщения Юли, которая из Украины выехала в первый день с тремя детьми. Я сделала посты в Фейсбуке и в Инстаграме. Текст был такой: «Подруга из Львова пишет: “В России люди не знают ничего о ситуации, надо их информировать активно, чтобы протестовали и выходили на улицы. Им лгут, что это “операция”, что Украина первая начала, что нет убитых россиян! … Пожалуйста, помогай информировать россиян — иначе третья мировая война…просто надо не бояться и быть активным. На руках пассивных россиян тоже смерти тысяч украинцев и русских, детей.» Теперь мои слова. Дорогие друзья, украинцы постят плакаты тех, кого считают национальными героями, и для многих из нас это ужас. Для меня лично это очень больно. Несмотря на то, что на плакате написано “Ми боремось не тому, що ненавидим тих, что находяться перед нами, а тому, що любимо тих, что у нас за спиною…”. Они воюют не потому, что ненавидят русских, а потому что любят своих родных. Для меня Степан Бандера и Роман Шухевич всё равно остаются преступниками. Но сейчас не время спорить об этом! Этот трудный спор – для мирного времени. Сейчас нужно остановить войну. Распечатаю текст этого письма как маленькую листовку и буду раздавать. Готова идти протестовать сегодня с 10 вечера до полуночи и завтра после 16, после занятий со студентами. Если знаете, куда лучше идти или хотите тоже – дайте знать. Не идёте сами – распространите пожалуйста письмо моей украинской коллеги. Больше ничего, пожалуйста, писать не надо, ни «береги себя», ни «народ безмолвствует». хочется ещё пожить и поработать.»
Заметила, просматривая ленту, что какие-то вполне приличные люди, бывшие коллеги, украсили свои фото профиля российским флагом. То есть они поддерживают Россию, что бы от имени России ни делалось?.. Я ещё до войны сделала фото профиля «Нет войне».
Позвонил папа: «Нинуша, я очень, очень тебя прошу, удали то, что ты написала, украинской знакомой своей слова, зачем ты повторяешь чужой бред, нет таких приказов, о которых пишет твоя подруга, удары направлены только на военные объекты… Я тебя прошу, ты в этом не разбираешься, ты можешь очень себе навредить. Сейчас новые правила. Вышел новый закон, тюрьма за слова. Нужно контролировать, что говоришь.»
Изменился общий тон занятий со студентами. Я перестала приглашать их обсудить новости из The Economist, как раньше, стала просто рассылать новости и говорить, что готова ответить на вопросы. Раньше мне казалось – ну что ж, ковид, границы закрыты, значит у меня есть миссия: буду большой мир приближать к тем, кто здесь, предлагать другую точку зрение на происходящее. Без понимания картины собеседника, картины мира Другого невозможна полноценная коммуникация на иностранном языке, даже если это English for Finance. А теперь – оказывается – нельзя называть войну войной, только — «спецоперация». Что дальше? Учиться говорить притчами?
Вечернее занятие онлайн. Опоздавшая студентка, нахмурившись, спрашивает: «Вы уже обсуждали новости? Когда вы будете обсуждать новости, я не хочу присутствовать». Я дала пятиминутное задание в парах и поставила себя в пару с ней, чтобы повторить то, что сказала в начале: «Мы не обсуждаем новости, но при этом я продолжаю делать рассылку материалов из The Economist, и жду ваших вопросов. А почему вы против новостей из международных источников?» Она ответила, что училась на факультете журналистики и знает, что любые новости во время войны — ложь, а у неё у самой родственники в Донбассе и она знает правду. «Вы слышали об Аллее Ангелов в Донецке, посвящённой погибшим детям Донбасса?» — «Да. А вы когда последний раз гостили у своих родственников?» — «Я была там в детстве.» — «Итак, вы там были лет пятнадцать назад, и вы были ребёнком. Я была в 2014 году и в 2019-м и ни одного фашиста там не видела. Давайте перейдём на английский. Вы скажете, что разговор об этом конфликте – долгий и трудный. Я соглашусь и замечу, что, тем не менее, в двадцать первом веке конфликты должны решаться путём переговоров, а не через насилие.»
Я распечатала в «Копирке» свой пост, на листках А4, три на лист, нарезала маленькие листовки. Обращалась, например, к продавцам в магазинах. «Здравствуйте! Я постоянный покупатель, мы каждый день видимся. Очень вас прошу, прочитайте, пожалуйста, вот это.» «Добрый день, я купила у вас столько бутылок вина, что считаю себя вправе попросить вас сделать шаг мне навстречу и прочитать вот это. Это пишет моя подруга из Львова, и дальше там мои слова» Останавливала на улице молодые пары, которые выглядели счастливыми и беззаботными. Ожидая зеленого светофора, выбирала тех, к кому, кажется, можно обратиться, не рискуя нарваться на грубый отпор обругают, и обращалась. Как-то на переходе я улыбнулась молодой девушке: «Вы, наверное, тоже против — против этого?» Юное создание в белом пуховике шарахнулось от меня. Отойдя на несколько шагов в сторону, девушка сказала: «Я не вступаю в политические дебаты» -«Вам обязательно нужно разобраться, это уже не политика», — не отстаю я. Она молчит и смотрит перед собой. Двадцать две секунды ожидания истекают. Загорается зелёный. Она быстрым шагом идёт вперёд, без оглядки.
5.03
Переписывалась по административным делам с коллегой из Белграда, она написала – дай знать, если я как-то могу помочь….это не просто вежливость, Нина, I mean it и, кстати, Эр Сербия ещё из Москвы летает.» Неужели кто-то допускает, что логично хотеть уехать. Ведь издалека кричат – почему не протестуете? Почему не выходите на улицы?.. Озон, стоимость перелета от 90 тысяч рублей, на тот момент это тысяча евро. Вот за 60, чудо какое-то, но лететь уже сегодня, я готова лететь, отмечаю, что 11 марта обратно лечу – в панике решила, что меня могут не выпускать из воюющей страны… Колёсико на экране долго крутилось, операция по карте не проходила, так и не прошла. Но через некоторое время пришло в почту напоминание от Оzon, оплатить билет. Оплатила, прислали билет Москва – Белград, но он на 11е марта и только туда. Пишу Иване, она отвечает, что встретит в аэропорту.
Почему люди не выходят на улицу? Почему я не выхожу? Пойду. В первые выходные была абсолютно разбита, но сейчас пойду. Узнала благодаря соцсетям: можно выходить на одиночные пикеты у станций метро вечером в будни, или на «прогулку» в центре города в семь вечера, в выходные – в два часа дня. Опыт есть: если пытаются задержать и вменить участие в несанкционированном митинге, я скажу, что просто иду по своим делам. И спрошу, как уже спрашивала — а вот вы, ребята, вы мне в сыновья годитесь, вы сами знаете, для чего вы сейчас здесь? Чтобы защитить кого? от кого или от чего? вот вы своими дубинками мне угрожаете, а я никому не угрожаю. Сделала картонку-плакат и пошла в город. Иду по Крымскому мосту. Вижу небольшую группу людей у входа в Парк Горького. Быстро, с сиренами, подъезжают три автозака, из них выбегают полицейские в чёрном, в шлемах, с дубинками. Группа у входа в парк рассеивается. И дальше вижу что-то невероятное. Видя, что к ним бегут полицейские – люди бегут через вход прямо в парк. Но полиции не достаточно, что молчаливый протест разогнан. Они бегут за убегающими, дубинки в руках… Смотреть на это жутко. Я остановилась, рядом ребята молодые. Спрашиваю у парня: «Что же делать нам?» Он отвечает: «Не знаю. Друзья уезжают. Может быть да, надо уезжать.»
Я думаю, что в любом случае, уезжать или оставаться, а надо запасти еду для Тиши. Иду к метро Октябрьская, сажусь на автобус до Ашана на площади Гагарина. Сидящая напротив меня в автобусе приезжие по виду люди, пара, спрашивают, где нужно выходить, чтобы попасть к метро «Ленинский проспект». Отвечаю, что как раз иду в ту сторону, мы выходим вместе, я говорю: «Ужасно то, что происходит, эта война. Это немыслимо. Мы все должны просто выйти на улицы. Если все выйдут, тогда ведь власть просто не сможет не отреагировать. Только надо, чтобы все.» У мужчины на лице ничего не отразилось, а женщина бойко мне ответила: «А они зачем к НАТО хотят присоединиться, а? Они денег захотели, к Америке и к Европе побежали за деньгами.» — «А почему украинцы не могут хотеть своего и присоединяться к кому бы то ни было? Нам с вами это чем угрожает?» Они всё замедляли шаг, явно желая оторваться от меня. Я спросила, слышали ли они о распоряжении российского президента привести в боевую готовность ядерное оружие. На это женщина сказала, что когда-то были в Крыму и кто-то в их адрес сказал «фу, москали», а они вообще-то «с Молдавии». После этого они остановились, показывая желание не идти со мной рядом, и мне ничего не осталось как сказать – «метро Ленинский проспект — вот. Всего хорошего.».
6.03
В оцепенении, всё время читаю новости. Двигаться, делать несложные упражнения и есть ещё можно себя заставить, но спать совсем не получалось. Позвонила Лене и уныло просила – что же делать? может, пешком до финской границы? И Лена, понизив голос, сказала, что она сама, возможно, не решится, но Саша в Португалии готов принять, помочь… нужно только добраться до Порто. Мы дружим тридцать лет, а когда-то проводили вместе выходные и вечера, встречали 1989-й год – в Мозамбике. В СССР мыло и масло по талонам, моя маленькая дочь была с моими родителями, а я в Африке, юная и беззаботная, узнавала другую жизнь, делала зарядку под песни «Кино» и «Наутилуса», гуляла по кромке океана. «Машина времени» приезжала в Бейру с концертом и все «совьетикуш» хотели сфотографироваться с Макаром…
Голос Саши «..не бойся, всё решим», голос незнакомого мне раньше эстонца Танэла: «я Сашин друг, любое приглашение вам сделаю, хотите лично, хотите от компании… Высылаю вам расписание автобусов из Петербурга до Таллинна. Я проверил только что, билеты есть.»
Звонит дочка и спрашивает, что я собираюсь делать. Очень спокойно и убедительно говорит она мне, что это только моё решение, но, если я решила уезжать — есть прекрасный город Нарва, и лучше бы заказать какой-нибудь санаторий, поскольку границы закрыты из-за ковида и выехать могут только те, у кого за границей есть недвижимость, или кто едет на лечение или на работу, при этом рабочий контракт требует рабочей визы, а у меня туристическая, значит, предложение Танэла – не вариант.
Документальная опера “Россия : Сегодня»
Город Нарва, которому я бесконечно благодарна за тёплый приём, вошёл в мою жизнь ещё в сентябре 2021-го – в этом городе, пограничной зоне, 30 сентября состоялась премьера документальной оперы Евгения Бирмана «Россия: сегодня». Тоня Векслер, моя дочь — продюсер проекта.
Премьера состоялась при полном зале театрального центра Vaba Lava Narva, в русле подготовки к ней прошли семинары и дискуссии о самой Нарве: какой она была в прошлом? Какова Нарва сегодня? Какой станет Нарва в будущем? Музыканты, композитор, автор либретто говорили со школьниками, объясняли, что такое полифония, предлагали высказываться и, по словам Тони, «мы присутствовали при том, как эти ребята, участники, искали и находили собственный голос».
Композитор Евгений Бирман: «…вне зависимости от географии и политики, у людей должна быть возможность прямого высказывания и действия. Политическая риторика со времён распада Советского Союза мало изменилась, но изменились люди, и у них должна быть возможность самостоятельно определять собственную идентичность.»
Работа Бирмана задумана, подготовлена и увидела свет до войны, значит уже не «сегодня», а «вчера». Тем ценнее это свидетельство. Уверена, что команда проекта покажет постановку и в Лондоне, и много ещё где.
Вечер 6.03
Смска от Марка, британского друга: платёжные системы Visa и Master Card объявили о приостановке обслуживания банковских карт. «Так у меня Райффайзенбанк и Citi, они не под санкциями» — «Нет, Нин, речь идёт обо всех банках».
Дошла до отделения банка, хотела снять рубли и, вдруг повезёт, какие-нибудь евро. Как бы не так, даже опции «евро» или «доллары» в меню банкоматов нет. И вдруг в своих родных местах, прямо на той части Ленинского проспекта, которую мы, жители, защитили от плана властей по расширению и превращению в шоссе, вдруг идёт колонна автомобилей с флагами российскими и с буквой Z , и пугающие гудки, и это… Господи, это частные машины.
И вот это уже последняя капля. Не останусь, не смогу среди этого. Купила билет на самолёт Москва – Петербург, использовав ваучер Аэрофлота, оформленный ещё в 2020-м году. Я собиралась перед Троицей лететь в Ижевск, где похоронен Олег, но из-за ковида, запретов, карантинов всё отложилось. И теперь, получается, Олег участвовал в моём отъезде. Мне только бы добраться до эстонцев, я просто скажу – я бегу оттуда, пожалуйста, примите. Я их упрошу.
7.03
В Пулково обстановка, как будто война. Так ведь правда война. Громко и тревожно говорят по радио: аэропорт Краснодара закрыт, рейс такой-то отменён, аэропорт Ростова закрыт, рейс такой-то отменён. Очень тревожно. Спешу заполнить эстонскую анкету, не получается отправить, хотя продавец магазина в аэропорту поделился со мной интернетом. Сажусь в такси, заранее заказанное. Первые полчаса водитель слушает сводки с фронта. Дикторы и журналисты вещают с большой убеждённостью, говорят с выражением про доблесть наших войск и коварство врага. Прямо вот-вот им поверишь.
Почти не смотрю в окно, стираю переписку и посты в соцсетях, не хочу никаких разговоров вокруг моей позиции, просто не выдержу, взорвусь и подведу сама себя. Дочь пишет – у тебя все есть распечатки документов? Лучше всё распечатать. Вот, смотри, в Ивангороде есть магазинчик, там можно это сделать, вот адрес, попроси водителя заехать туда. Заехали. Распечатала всё. Человек, что держит магазин – «Кодак», забытое какое-то слово — подарил мне вот эту открытку. Хороший знак.
За несколько километров до границы водитель просит приготовить паспорт. Я думала он просто так напоминает, имея ввиду переход границы, но, оказывается, это дополнительный контроль. Просят открыть багажник, видят на маленькую мою сумку. «Куда едете?» — «На пару дней в Эстонию отдохнуть.» — «А почему же только на пару дней?» — «Так Восьмое марта же!» -«А. С праздником! Счастливого пути!»
На границе тоже довольно милые люди. «Сколько у вас там склянок в сумке!» — «Это гомеопатические лекарства, я же отдыхать и лечиться еду.»
Потом я иду по этому длинному мосту через реку между Ивангородом и Нарвой – счастлива и не могу поверить.
Эстонских пограничников интересует QR-код прививки, а не бумажный мой сертификат. Кажется, они смотрят на него как на дополнительный идентификатор. И снова помогают дочь и наш друг Серёжа, код найден и прислан.Пограничник возвращает мне паспорт: «Пожалуйста» — «Я могу идти?» — «Пожалуйста».
Нарва
Я сначала иду в какие-то не те двери, закрыто, возвращаюсь, волнуюсь, вот я вышла, как я счастлива. Мне нужно найти библиотеку, но я захожу в первый попавшийся магазин, просто чтобы постоять не на улице. Это какой-то хозяйственный. Две продавщицы и один их то ли коллега, то ли начальник говорят по-русски. «Завтра ваш день, завтра!» — «Ну сегодня, сегодня отпусти нас пораньше!» — «Завтра, говорю!» Завтра восьмое марта. Я в Эстонии. У меня, наверное, растерянный, глупый и очень довольный вид. «Здесь очень, здесь очень хорошо» — крутится в голове.
Всё теперь легко и просто. Меня приняла в библиотеке чудесная Екатерина, с которой через друзей договорилась дочь. Она была занята, в Американском центре шло занятие по программированию, но она оторвалась от работы и буквально за руку отвела меня к банкомату, и он работал, и там были евро, и никаких лимитов. И вызвала мне такси, предупредив, что обязательно нужно маску надеть прежде чем садиться в машину.
Таксист был без маски. Во всех смыслах. Не помню, что именно он спросил, но я в ответ почему-то сочла уместным сказать, что я уехала из страны-агрессора. В ответ услышала: «Женщины не понимают в этом ничего. Только всё портят. А самое зло — это знаете что? Комитеты солдатских матерей. Вот куда они лезут, что им надо?» «Они хотят защитить и спасти своих детей, и я их очень хорошо понимаю», — отвечаю. Знаете, что он мне ответил? Вот что: «Если все будут спасаться, как тогда в мире вопросы решать?» Я больше его никогда не увижу, говорю я себе, я сейчас скажу ему спасибо-до свидания, и его больше не будет. Мимо, мимо…
9 марта
Олегу 9 марта исполнилось бы пятьдесят шесть лет. Два года как нет его в земной жизни. Девятнадцатого января и девятого марта каждый год мы встречаемся с его другом Денисом. Сегодня – в Zoom. Денис сказал: «Ну что, я подозреваю, что во время очередного своего подключения к потустороннему миру, каковые, по его словам, у него случались, Олег Игоревич вот это всё увидел и решил, что он ему оно не надо, что он нам лучше оттуда поможет. Так что ты молодец, исполнила им задуманное, он точно доволен. Думаю, скоро это всё кончится, а там, глядишь, ты приедешь, и в следующем январе можно будет съездить посмотреть на памятник.»
10-12 марта
Уволилась из РАНХиГС, попрощалась со студентами. Денис, кстати, сказал: «зря ты прямо так заявила, что уехала, сказала бы, что заболела, на всякий случай-то.» Ну я так не умею. Просто оставлю здесь слова 6й группы на память.
«Нина Григорьевна, спасибо Вам огромное за всё! Простите если мы Вас местами огорчали. Вы стали для нас не просто преподавателем, у вас совсем другой подход к обучению. С Вами английский стал для меня проще и интереснее. Помните вы говорили, что нужно найти того, на кого мы хотим равняться при изучении языка? Мне всегда нравился Ваш английский и нравится до сих пор. Я была так рада, когда вы сказали, что делаете проект про Азербайджан. Я была очень счастлива, потому что могла Вам как-то помочь, хоть я и просто попросила родственников. Надеюсь, что действительно получилось. Спасибо ещё раз за то, что вы внесли что-то новое, спасибо за Вашу искренность и доброту. Желаю Вам всего самого наилучшего! Успехов Вам и удачи! Пусть улыбка всегда Вас украшает! Мы будем скучать.»
«Нина Григорьевна, добрый вечер. Очень хотела написать Вам лично, надеюсь Вы не против. Я очень рада, что в самом начале попала именно к Вам в группу. На Ваши занятия всегда хотелось приходить! Спасибо большое за то, что за все это время дали много новых знаний и старались сделать процесс обучения интересным и живым. Спасибо за больше количество творческих и нестандартных заданий, над которыми было интересно работать. …сейчас встретить таких преподавателей как Вы — большая удача. Искренне желаю Вам удачи и всего самого хорошего.»
«Большое спасибо Вам за интересные и продуктивные пары. Мы действительно вас очень сильно полюбили хоть и за недолгое время, очень не хочется расставаться.!
«Спасибо ещё раз за Ваш труд и наши совместные занятия! Я действительно сделала с Вами прОгресс. А ещё не забуду, как вы принесли игрушку-мышку для нашего диалога из «Гарри Поттера»
«Нина Григорьевна, хотелось ещё раз поблагодарить Вас за интересные занятия и Ваш большой труд! Спасибо за то, что всегда рады помочь и поддержать. Мы Вас любим и желаем Вам всего самого доброго! Вы многому нас научили, спасибо за то, что очень помогли мне начать говорить увереннее и всегда напоминали о том, что важно. Спасибо!»
13 марта
Лена приехала. Не такая счастливая, как я была после пересечения границы, скорее подавленная. Но мы всё равно рады видеть друг друга, благодарны Эстонии, любуемся соснами, голубым небом и замёрзшим морем. Стоят солнечные, холодные, морозные дни, в отеле тепло и уютно.
Собираемся уезжать. Я съездила в центр Нарвы, побывала в парикмахерской и сделала фотографию, на которой видна граница.
«Они»
Московская парикмахер Ирина в первые дни говорила, что держится на успокоительных, потому что племянник-контрактник не отвечает на телефонные звонки, и это значит, что его отправили воевать. Матери, его бабушке, они с сестрой об этом не говорят, версия – поехал в деревню, лук сажать. Они в Ростовской области. «А у нас, знаете, Нина, разные люди, парикмахеры народ простой, вот некоторые прямо говорят, что они довольны, что «хохлам наваляли», — сказала Ирина.
Такой же «простой народ» встретился и в нарвской парикмахерской – к счастью, не та мастер, что занималась мной, но другая, рядом. Я знала, что не смогу потом это воспроизвести, поэтому открыла телефон и записала в Notes слово в слово что она сказала. Вот: «Макдональдс уходит из России, и очень хорошо. Молодежь деградирует от этой заграничной моды, гомосятина везде. Хоть чуть-чуть людей встряхнут.»
Потом эта молодая женщина говорила про шашлыки, которых так ждёт, ведь завтра обещали весеннее тепло, а мясо она уже замариновала.
«Гегемоны» — так говорили родители между собой, думая, что я их не слышу, про малообразованных, наглых, именующих себя «людьми простыми». В семейных воспитательных разговорах, конечно, всегда подчёркивалось, что что каждый человек достоин уважения, пока он сам своим поведением не докажет обратное, и что нельзя считать себя лучше других. Я и сама хотела дружить со всеми, но не очень-то получалось. Одноклассники, чьи родители работали на трикотажной фабрике и заводе холодильников, ключевых предприятиях района, где я ходила в начальную школу, говорили с осуждением, что мой папа ездит в Москву в командировки и привозит продукты, и потому я школьные котлеты не ем, выпендриваюсь. Дети в летнем пионерском лагере объявили мне бойкот за фамилию за что-то ещё еврейское, что им было во мне видно. Да и мама рассказывала, что к ней в детстве неприязненно относились девочки в школе за то, что благодаря бабушкиным искусным рукам она всегда была красиво одета.
Бабушка шила всё, даже пальто, даже свадебные платья всем невестам в округе, и денег не брала, а когда её пытались отблагодарить духами и конфетами, начинала плакать. Теперь дети тех, кому она шила – тоже поддерживают, может быть, действия российской власти?
Я по-прежнему хочу понять, как убедить людей открыть глаза. Сейчас, наверное, снова станут популярны в США, например, Russian studies и нас, русских, будут изучать, чтобы понять, как мог народ, так страшно пострадавший в войне, сам развязать войну, как жертвы могли превратиться в палачей.
Мои
Моя семья-колыбель, бабушка и дедушка, бессребреники, оберегаемые бедняцким происхождением деда, никаких богатств не стяжали, и, несмотря на ум, золотые сердца и золотые руки, в зрелые годы не насладились ни счастьем, ни благополучием. Думаю, что, очистившись предсмертными страданиями, они встретились, безбожники, в месте злачне, в месте покойне, и дядя с ними там, и они теперь — ангелы-хранители наши.
Мои родители, совестливые, честные, умные люди, высочайшие профессионалы, никак не защищены в плохо обустроенной провинциальной жизни от жёсткой окружающей действительности, а сейчас ещё и подло обмануты пропагандой, подавлены происходящим. Они непомерно устают от наваливающихся невзгод и идеологической лавины, болеют.
Папа пишет: «Нинуша, как устроились?.. Каков дальнейший план и как думаешь его реализовывать. Как относятся окружающие? Не чувствуется ли враждебности открытой или скрытой? Думаю, что ты всё-таки поторопилась и эмоции заглушили здравый смысл. Но ведь мосты никто не сжигал… Ведь это так? Береги себя, и если что – принимай решение. Беспокоюсь за тебя. Обнимаю.»
Я с вами всем сердцем, любимые, но не могу быть сейчас там, где вы.
Спасибо, Эстония. 15 марта
В аэропорту Таллинна раздавался усиленный микрофоном молодой женский голос, читали по-эстонски то стихи, то прозу. После очередных ковид-тестов и ожидания мы двинулись на посадку и увидели эту инсталляцию памяти президента Леннарта Мери. Уже потом я прочитала, что 14 марта — это и день эстонского языка, и день памяти Мери, историка, кинодокументалиста, литератора. Сын дипломата и переводчика, переживший вместе с родителями сибирскую ссылку, он прекрасно знал и русский, и европейские языки, переводил на эстонский язык Ремарка, Грэма Грина, Солженицына.
Летом 2000 года в Вильнюсе Леннарт Мери призывал Россию не препятствовать присоединению стран Балтии к Североатлантическому союзу. О вступлении Эстонии в Европейский Союз и НАТО он сказал: «Я бы сравнил это с плаванием в северных широтах. Вода в Балтийском море очень холодная. В заливе рядом с моим домом температура воды в это время года не поднимается выше 13 градусов. Мне кажется, что гораздо проще просто прыгнуть в воду, чем входить в нее постепенно. И тогда чувствуешь себя хорошо».
По дороге из Нарвы в Порто, через Таллинн и Франкфурт, мы с Леной пережили несколько трагикомических моментов. Усаживаясь в автобус, нашли в почте один билет и никак не могли найти второй. В трамвае не смогли заплатить за проезд, водитель деньги не принимает. Узнали, что можно купить билет в магазине или в киоске, вышли на полпути, с чемоданами продолжали спрашивать прохожих. Красивая юная девушка восхитилась нами, но, широко улыбаясь, посоветовала ехать всё-таки без билетов. Сказала, что в ковид контролёры перестали работать.
У меня был почти нервный срыв перед вторым рейсом, Франкфурт – Порто. Мы забыли заполнить португальскую въездную анкету, стали второпях заполнять перед посадкой, и я поняла, что забыла к эстонской телефонной карте подключить роуминг, и вот теперь я не могу войти в Интернет, Лена делала всё за меня, но анкета не отправлялась и не отправлялась.
Я была самой последней у выхода на посадку, потеряла посадочный талон, офицеры Люфтганзы, такие строгие поначалу, кричали коллегам «подождите!», распечатали новый талон, махнули рукой на анкету, пропустили.
В самолёте оглушительно галдела толпа юных спортсменов, нас попросили поменяться с ними местами, сесть к аварийному выходу, а то эти подростки не говорят по-английски, поэтому им там не положено сидеть.. Истерика была где-то близко – мой рюкзак небрежно запихнули на полку, вдруг он упадёт и компьютер разобьётся, а где мой паспорт, я должна проверить, что он в рюкзаке или в сумке, вдруг я потеряла его на посадке…
Потом стюардесса подошла к нам и сказала, что «Люфтганза» хочет отблагодарить нас за то, что мы согласились поменяться местами… чем нас угостить? Конечно, красным вином. И с вином всё стало немного легче.
Потом мы прилетели, и на прилёте никто нами и нашими документами не интересовался.
А наутро мы открыли дверь в сад старого дома, где нас приютили друзья, и увидели мандарины на дереве и магнолии в цвету.
Новое
В Порто я уже месяц. Благодаря Лене и её друзьям познакомилась с приветливыми доброжелательными португальцами. Анна, филолог, преподаватель университета, читает спецкурс о сказках. Она рассказала про недавнее занятие со студентами, на котором они обсуждали, как, в моменты, когда война сотрясает основы жизни людей, рождаются новые легенды, мифы, сказки.
Украинская женщина кричит российским военным: уходите отсюда, уходите, погибель вам здесь, потому что каждая вторая украинская женщина – ведьма! И, слушая Анну, вдруг я понимаю, что готова дополнить Мариэтту Омаровну, слова которой я привожу в рассказе про то, как мы читали «Мастера и Маргариту». В русской традиции, говорит Чудакова, женщине быть ведьмой нельзя, якшаться с нечистой силой нельзя! Но Булгаков — другим воздухом дышал, в его и Гоголя мире ведьмы бывают и симпатичные, и живут эти чародейки, видимо, там где теплее и веселее, южнее и юго-западнее среднерусской возвышенности, в Украине точно! Разные характеры, как и напомнила Елена Осипова.
Ещё история от Анны: пожилая женщина, «бабушка», сбила российский дрон, швырнув в него из окна многоэтажки домашнюю заготовку — банку соленых огурцов. «У нас бывают только маленькие банки с «пиклз», огурчиками», -говорит Анна, — «поэтому я сказала студентам, что это, конечно, художественное преувеличение. И очень удивилась, когда одна студентка сказала: «Я украинка, и я подтверждаю, что у нас солёные огурцы хранят в больших трёхлитровых банках, и сбить такой банкой дрон –можно!» Вот так, кому-то — сказка, а для кого-то — быль.
У меня уже появились волонтёрские занятия, общение с украинцами, консалтинговый контракт, новые знакомые. Но война идёт, новый российский командующий известен ковровыми бомбардировками сирийских городов, страшно.
Что будет с нами?
17 апреля 2022
