Ильф и Петров подарили русскому языку слово «сервис». Сервис, по «Одноэтажной Америке» (1937) — это доброжелательное внимание продавцов к покупателям и, шире – налаженная жизнь.
Вот вам моё любимое.
«Сервис тем и хорош, что он становится необходимым и незаметным, как воздух»
«Мы привыкли к тому, что в прачечных не только стирают, но и штопают бельё, а если в рукавах грязной рубашки позабыты запонки, их приложат к выстиранному белью в особом конвертике, на котором будет напечатана реклама прачечного заведения. Мы перестали замечать, что в ресторанах, кафе и аптеках в стакан с водой предупредительно кладётся лёд, что на газолиновых станциях бесплатно дают информацию и дорожные карты, а в музеях бесплатно дают каталоги и проспект.»
«Сервис подразумевает честность»
«На грушах была цена – пять центов штука. Мы попросили четыре груши. Тогда продавец, укладывая фрукты в мешочек, сказал:
— С вас за четыре груши полагается двадцать центов, но шесть груш я продаю за двадцать пять центов. И если вы дадите мне ещё пять центов, то получите не одну грушу, а две.
— Но об этой льготной цене нигде не написано!
— Да, но ведь я-то об этом знаю, — сказал продавец».
Сервис подразумевает честность. Укладывая в мешочек шестую грушу, продавец просто делал сервис, обслуживал клиента».
«Не только обслуживать, но и спасать от ошибок»
Телеграфное бюро «Вестерн Юнион»: «Молодой человек принял телеграмму, вытащил из-за уха свой карандаш, и, быстро пересчитав слова, сказал:
— Два доллара восемьдесят центов.
Мы достали деньги.
— Эта телеграмма, — сказал молодой человек, — будет доставлена в Москву ещё сегодня. Но может быть, вы хотите, чтобы телеграмма пришла завтра утром? Ведь это поздравительная телеграмма, и я думаю, ваш адресат будет рад, получив её завтра утром. Мы согласились с этим соображением.
— В таком случае цена будет другая.
Молодой человек взял листок бумаги, произвёл вычисления и сказал:
— Всего два доллара десять центов.
Семьдесят центов экономии! Молодой человек начинал нам нравиться.
— Но может быть, вы хотите, сэр, отправить телеграмму другим способом? У нас есть льготный тариф для телеграфных писем. Такая телеграмма придет ненамного позже и будет стоить полтора доллара, и вы к тому же имеете право добавить ещё восемь слов.
Мы пробыли в бюро около часа. Молодой человек исписал цифрами несколько листов бумаги, рылся в справочниках и в конце концов сэкономил нам ещё десять центов.
…Он заботился о нашем кошельке больше, чем мы сами. Этот служащий – в канун Нового года, когда особенно тянет домой, — казался не только идеально терпеливым со своими клиентами. Он казался верным другом, на обязанности которого было не только обслуживать нас, но и опекать нас, спасать от жизненных ошибок».
«Где-то должен быть предел всякой рационализации»
«Стены автоматов сплошь заняты стеклянными шкафчиками. Возле каждого из них щель для опускания «никеля» (пятицентовой монеты). За стеклом печально стоит тарелка с супом, или мясом, или стакан с соком, или пирог. Несмотря на сверкание стекла и металла, лишенные свободы сосиски и котлеты производят какое-то странное впечатление. Их жалко, как кошек на выставке. Человек опускает никель, получает возможность отворить дверцу, вынимает суп, несёт его на свой столик и там съедает… Потом человек подходит к крану, опускает никель, и из крана в стакан течёт ровно столько кофе с молоком, сколько полагается. Чувствуется в этом что-то обидное, оскорбительное для человека. Начинаешь подозревать, что хозяин автомата оборудовал своё заведение не для того, чтобы сделать обществу приятный сюрприз, а для того чтобы уволить со службы бедных завитых девушек в розовых наколках и заработать ещё больше долларов. Но автоматы не так уж популярны в Америке. Видно, и сами хозяева чувствуют, что где-то должен быть предел всякой рационализации. Поэтому всегда переполнены нормальные ресторанчики для небогатых людей… <где> у человека не отнимают маленького удовольствия сказать «гм», спросить у официантки, хороша ли телятина, и получить в ответ: «Йес, сэр!»
