Апрель 2021

В апреле я была на закрытии фестиваля «Артдокфест» и на онлайн конференции «Европа после ковида: стены открываются? закрываются? раздвигаются?».  Ходила на пару фотовыставок,  21 апреля — на прогулку по городу.  Аплодирую учёному-биологу Николай Формозову, объявившему 10 апреля голодовку солидарности с Навальным, а также моей доброй знакомой из Хайдельберга Ангелике. Ангелика говорит, что им с мужем стыдно ездить на курорты с пальмами, когда миллионам людей недоступны путешествия и прививки. Ещё хочется сохранить пару постов из соцсетей: врача Фёдора Катасонова о невозможности сидеть у экрана и наблюдать убийство в прямом эфире,  и Дмитрия Быкова — о космическом проекте СССР, порыве к недоступной весне  

«Артдокфест»

Девятого апреля с друзьями ходили в московский кинотеатр «Октябрь» на фестиваль документального кино, смотрели фильм «F@ck This Job» о телекомпании «Дождь», единственной независимой в России.

«Артдокфест», существует с 2007 года, не имеет государственной поддержки, проходит обычно в Москве, Петербурге и Риге.  В Петербурге в этом году  фестиваль не дали провести.  Во время первого же сеанса представители Роспотребнадзора опечатали зал Дома кино за «нарушение санитарного режима».

В Москве кинотеатр «Октябрь» не закрывали, но один из фильмов, про гея, вынужденного уехать из Чечни, исключили из программы. Сначала организаторы получили предложение от неизвестных лиц отказаться от показа, но не отказались, потом кто-то одной банковской картой, одной операцией, выкупил все билеты на два сеанса. После этого организаторы показы отменили.

Документальный рассказ «F@ck This Job» сделала журналист и телережиссёр Вера Кричевская, поддержали продюсеры Майк Лернер (Mike Lerner)  и  Джесс Сёч (Jess Search). Это история про то как в благополучные нулевые весёлая и гламурная Наталья Синдеева создала телеканал благодаря мужу-инвестору и как потом она столкнулась с жёсткой реальностью, где глушат новости, неудобные Кремлю. Публика приняла на ура этот фильм, потому что он про всё говорит искренне: и про попытки противостояния, и про мужество, которое требуется, чтобы принять поражение в этой борьбе, и про поддержку друзей и семьи – главное, что позволяет выживать в крепчающей на глазах антиутопии.

Овации «Дождю» и фильму Кричевской, Виталию Манскому и его помощникам завершили «Артдокфест», который так трудно проходил. Формально его не запрещают, но, очевидно, есть негласная линия на выдавливание любого несогласия с официальной точкой зрения на вещи.

Запреты и ограничения

Я писала уже о ярлыке «иностранный агент».   Очень трудно принять его всерьёз, как и штамп «тлетворное влияние Запада» из времён детства, но тем не менее он в ходу. «Медуза», русскоязычное латвийское интернет-издание, созданное российскими журналистами в 2014-м, тоже теперь носит эту жёлтую звезду.

У журналиста «Новой газеты» Романа Анина, который писал про панамские оффшоры российских чиновников, в апреле обыскали квартиру и изъяли оргтехнику. У журналистов издания DOXA, которые привлекают внимание к политическим преследованиям студентов, обыскивали квартиры и офис, им предъявили обвинение в вовлечении несовершеннолетних в протесты (это уголовная статья) и назначили ограничения на два месяца, фактически домашний арест.

Самоопределение

С 8 по 11-е апреля я участвовала в международной онлайн-конференции психологов и бизнес-консультантов, цель которой – дать участникам прочувствовать и прожить определённый опыт: осознанные и неосознанные отношения группы с переживаемыми в пост-ковидном мире изменениями, с выбираемой ролью – лидера, последователя, жертвы, свидетеля…

В первый день конференции пережила чувство изоляции и бессилия. Zoom мне не дал опцию breakout rooms, все разошлись по виртуальным комнатам, а я оказалась как бы у закрытых дверей.  Не помогли апдейт, апгрейд, прокси-сервер, смена браузера, и организаторам пришлось «переносить» меня вручную. Так я оказалась единственным участником, который не справился с техникой. А может быть, это тайные козни Роскомнадзора, помехи американскому Zoom, или его бесплатной версии?

Ещё я была единственным человеком из России. На заключительной сессии участники высказали сожаления: эх, не исследовали мы отношения стран-притеснителей: США, России, Израиля,  и не поговорили о границах между прибалтийскими странами и Россией…

Коллега из Литвы спросила: «для тебя, наверное, было ужасно было испытывать это бессилие от технических проблем, ведь ты из такой большой, сильной, привилегированной страны?».  Она имела ввиду территорию и историю, ресурсы и таланты России, но я в первый момент не поняла, как связаны Россия и привилегии.

Привилегии

Первые две цитаты — слова участников конференции.

Ангелика,  живёт Хайдельберге: «Я хочу поговорить о привилегиях и солидарности. Я сделала прививку от ковида и была очень довольна. Многие другие мои коллеги, кому за 70, тоже сделали.  И одна из них звонит, счастливая: «Мы с мужем едем на Тенерифе!»  Мне это кажется странным. Да, мы живём в благополучной Германии и благодаря пенсионному возрасту получили вакцину в первую очередь. Но миллионы людей в мире не имеют такой возможности. Ездить на курорты с пальмами, когда столько людей в мире вынуждены оставаться дома — в этом есть что-то неприличное.Привилегии – это  и ответственность.»

Джан, живёт в Лондоне: «Стыдно, что мы сейчас массово делаем прививки, а Африка, целый континент, получает лишь ничтожное количество вакцин»

О выставке фоторабот Виктории Ивлевой «Африканские дневники». —  на colta.ru:

«На этой выставке вы понимаете одну простую вещь: оказывается, когда уже практически прошла первая четверть XXI столетия, на земном шаре есть континент, который по концентрации боли, страдания, ужаса, устройству жизни ничем не отличается от того, каким он был 200–300 лет назад.»

«…мне казалось, что это плохая съемка. Я внимательно пересмотрела их сейчас, когда готовилась к выставке. И вот стоит этот человек в европейском норковом женском пальто с ведром, босые ноги расползаются в грязи, или стоит человек в плаще Burberry с тазом. С одной стороны, это выглядит как клоунада, а с другой стороны — такой позор… нам позор.»

Если вирусы действительно страшны и губительны, то пока Африка под угрозой – весь мир под угрозой.

Так же как  «пока один из нас лишён свободы  — мы все не свободны».

Солидарность

Николай Формозов, российский учёный-биолог, объявил о голодовке солидарности с Алексеем Навальным на свой странице в Фейсбуке, он написал: « Зачем? Причин много. Рациональная: власти рассчитывают на нашу инертность и слабость. Любое общественное движение поддержки их страшно пугает. Фетиш Путинской власти – «социальная стабильность» <…> Недавно Путин сказал: «Хотели бы убить, убили бы». Редкий случай, когда я согласен с господином Путиным. Да, именно так, только он пропустил одно слово – «быстро». «Хотели бы убить быстро, убили бы». Сейчас Навального убивают медленно, на глазах у его жены Юли, у его матери, на глазах у всех нас. Но я вслед за Юлией говорю любимую фразу Алексея «Все будет хорошо!». Для того, чтобы было так, пока еще не поздно нужно начинать действовать, иначе все мы, каждый из нас будет виновен в том, что мы не попытались его спасти. Необходимо как можно быстрее достучаться, докричатся до тех, кто готов поддержать голодовку – какую угодно, на срок ли пока хватает сил, или на один – два дня.»

Федор Катасонов, педиатр: «Я очень не хочу уезжать. Как оставаться здесь и одновременно остаться собой? У меня нет радужных мечт о тотальном просвещении и отрезвлении населения Российской Федерации.<…> Я вообще верю исключительно в перемены наверху, в разборки тех, у кого есть деньги и армии, и боюсь перемен снизу, потому что они куда кровавее. Но я понимаю, что одной из акул, которые кусают друг друга наверху, потребуется народная опора, и я готов стать частью этой опоры для того, кто отменит закон Димы Яковлева, признает сбитый самолет, проведет широкую реабилитацию политических заключенных, вернет выборы и свободу СМИ. Или хотя бы что-то из этого для начала. Вряд ли это будет приятный человек, я не верю, что приятные люди добиваются государственной власти в ядерных державах, но хотя бы более человечный. <…>Я не люблю Навального, хотя бесконечно им восхищаюсь и списываю ему все за его натуральный героизм. Но человека убивают в прямом эфире, и никакие шесть нобелевских лауреатов во главе с Бенедиктом Камбербатчем ему не помогут. Поэтому раз уж я пока остаюсь, получается, что я не могу не выйти. Я не могу тихо смотреть на это в экране своего компьютера. Если меня никто не видит, значит, я не против. В моей стране не может идти реалити-шоу смертной казни. Чтобы оставаться здесь собой, необходимо показать государству, что со мной так нельзя. Нельзя так со мной».

21 апреля

Митинг состоялся, к Навальному допустили врачей, он прекратил голодовку.  Я была около Манежной уже в 5 часов и, пока было тихо и спокойно, пыталась разговаривать с людьми в бронежилетах (их называют «космонавты», обидно за настоящих космонавтов!). Спрашивала:  «Скажите, пожалуйста, вы знаете, что здесь сегодня происходит? почему люди собираются на митинг? вы знаете, что сделал, какой именно закон нарушил человек, который в тюрьме и к которому не пускают врачей? Вы понимаете, почему такие как я тётеньки, далёкие от политики, приходят сюда?»

Они отвечали одно и то же «Мы не можем давать комментариев». Позже, в толпе, одна сердитая дама поделилась опытом общения с неким полицейским начальником в участке, где она побывала после январского митинга:

«Вас мало» — сказал он. – «Будет вас миллион – я вас послушаю. Будет три миллиона – стану на вашу сторону».

12 апреля

В заключение приклеиваю Инстаграм-пост Дмитрия Быкова  к 12 апреля, 60-летию первого космического полёта. «Гагаринский полёт рассматривался многими лишь как ответвление от советской военной программы.  Над ракетой работали военные, само освоение космоса – лишь побочный эффект гонки вооружений… Советский космический проект был оклеветан многократно.  Человечеству почему-то до сих пор невдомёк, что всё хорошее на свете – побочный эффект.

Вся любовная лирика и большая часть искусства – побочный эффект инстинкта размножения, вся великая архитектура – побочный эффект мании величия нескольких государей и их сатрапов, и вообще всё прекрасное делается в свободное от выживания время.  Просто в СССР частью идеологии была мысль о том, что выживание – не главное (потому что всё время полагалось не щадить жизни).  Поэтому и случилось довольно много хорошего, чем поныне гордится человечество.

Мир спустя шестьдесят лет после гагаринского полёта стал гораздо более неуютным местом: Россия в полушаге от масштабной войны с Украиной (и может быть, со всей Европой).  Крах социалистической системы никак не уменьшил в мире количества тиранов и, главное, рабов.  Идеологическое противостояние, в котором возможно кого-то переубедить и на кого-то повлиять, сменилось геополитическим.  Главное же – огромные, без преувеличения, деньги, уходившие на космос, уходят теперь на дворцы и яхты, тоже, нет слов, прекрасные, но далеко не столь прорывные.  То есть от прекращения космической гонки простые люди выиграли не очень много, просто дети перестали мечтать о полёте на Марс и стали мечтать о подержанном автомобиле.

Пока человечество ставит бессмысленные рекорды и соревнуется в бессмысленных подвигах, оно почему-то лучше работает, лучше пишет и снимает, умеет договариваться, как Хрущёв с Кеннеди; когда человечество выше всего ставит материальные показатели и национальную гордость, оно деградирует не только нравственно, но как раз материально. Гагарин летал не за четырёхкомнатную квартиру.  Советский Союз мечтал не о мировом господстве, а о мировом лидерстве – по крайней мере на словах, а слова-то всё и определяют.  Главной – и, возможно, неосознанной целью его существования был выход в космос. Миссия его была на этом завершена. У сегодняшней России, наверное, тоже есть миссия, и тоже, кажется, неосознанная.  Боюсь, эта миссия – демонстрировать пагубность некоторых идей и практик; и как хотите, космос мне нравится больше.  В космос за нами поспешили все, а от нас нынешних все разбегаются, — и сильно подозреваю, что то и другое совершенно правильно.»  Конец цитаты.

Так ярко и размашисто, в духе Быкова…  Улыбка Гагарина на плакатах напоминает о моменте, когда страна испытала гордость, и чувство единства, но здесь не только ностальгия.  Сейчас, мне кажется, в воздухе не только жажда перемен, но и запрос на идеалы и поступки, смелых ярких людей.  Вот же они, есть, и много.

Close